Ежегодник "Белоруссия и Украина:

история и культура"

Ежегодник 2005/2006  

А.С. Стыкалин

О ПОПЫТКЕ ПРИСОЕДИНЕНИЯ К ЗАКАРПАТСКОЙ УКРАИНЕ РУМЫНСКОГО УЕЗДА В 1945 ГОДУ // Белоруссия и Украина: История и культура. Ежегодник 2005/2006 / Гл. ред. Б.Н. Флоря. – М.: Индрик, 2008. С. 308–317. 

В последнее десятилетие внимание российских исследователей неоднократно привлекали национально-территориальные споры на Балканах и в Дунайско-Карпатском регионе, которые, обострившись в условиях Второй мировой войны, угрожали новыми осложнениями уже после ее завершения, в процессе установления послевоенных межгосударственных границ[1]. Здесь важно заметить, что речь идет о геополитических зонах, для которых традиционно были характерны острые территориальные и, что особенно существенно, этнотерриториальные противоречия, а возникавшие вследствие них конфликты нередко приводили к военным столкновениям, иногда выходившим далеко за региональные рамки. Произошедшее в конце Второй мировой войны очередное выдвижение на первый план национально-территориальных проблем, настоятельно требовавших своего разрешения, касалось в основном именно давних узлов этнополитических противоречий, таких как Трансильвания, Македония, Закарпатье, Триест, Косово, Северный Эпир, Фракия и т.д.

Введенные российскими историками в научный оборот еще недавно недоступные документы (донесения армейских политработников, дипломатов; информация, поступавшая по линии КГБ; записи бесед высокопоставленных советских эмиссаров с политическими деятелями соответствующих стран и т.д.) дополняют новыми фактами известную по другим источникам картину межэтнических отношений, раскрывают роль внешнего (в первую очередь советского) фактора в урегулировании национально-территориальных проблем в Центральной и Юго-Восточной Европе. Предметом специальных документальных публикаций и обстоятельных исследований сделался спор между Венгрией и Румынией вокруг трансильванского вопроса в годы войны и сразу после ее окончания, накануне и в ходе работы Парижской мирной конференции 1946 г., спор, имевший длительную предысторию, неотделимую от многовековой истории непростых взаимоотношений венгерского и румынского этносов в Трансильвании[2]. В 2003 г. вышла монография В.В. Марьиной, в которой анализируется проблема послевоенного статуса Закарпатской Украины в контексте советско-чехословацких отношений 1939–1945 гг.[3] Гораздо менее изучены некоторые локальные территориальные споры, не становившиеся предметом специального рассмотрения на международных конференциях и в ходе официальных переговоров на высоком уровне, разрешавшиеся «в рабочем порядке», путем уступок одной из сторон. В их числе – предпринятая зимой–весной 1945 г. попытка распространить власть Народной Рады Закарпатской Украины на румынский уезд Марамуреш с центром в приграничном городе Сигету-Мармацией (более употребимо венгерское название: Марамуреш-Сигет). События, связанные с этим инцидентом, нашли отражение в ряде донесений красноармейских политработников и представителей Союзной контрольной комиссии (СКК) в Румынии, частично опубликованных[4].

Как следует из этих донесений, в начале февраля 1945 г. в г. Сигет (укр. Сигот) прибыли из Ужгорода уполномоченные Народной Рады Закарпатской Украины для подготовки съезда народных представителей, которому предстояло положительно решить вопрос о присоединении уезда Марамуреш к Закарпатской Украине. Состоявшийся 4 февраля съезд принял соответствующий манифест, что положило начало формированию в Марамуреше новых органов власти – народных комитетов, подчиненных ужгородской Народной Раде. Они должны были взять на себя функции управления, которые ранее находились в руках советской военной администрации. Поездка в Сигет уполномоченных Народной Рады и проведение съезда народных представителей были одобрены, насколько можно судить из донесений, политуправлением 4-го Украинского фронта, а также Центральным Комитетом КП(б) Украины, чьи эмиссары к этому времени находились в Ужгороде. Хотя Закарпатская Украина еще не входила в состав СССР, этот вопрос, очевидно, воспринимался украинской партийной элитой как предрешенный. Более того, наряду с делегацией Народной Рады в Сигет по указанию члена Военного Совета 4-го Украинского фронта Л.З. Мехлиса прибыли офицеры-политработники из политуправления фронта, присутствовавшие на съезде и принимавшие участие в редактировании его резолюции. После того как съезд провозгласил присоединение уезда Марамуреш к Закарпатской Украине и начали формироваться новые органы власти, руководство уездной и городской администрацией должно было осуществляться уже из Ужгорода. Местной организации компартии также предстояло формально перейти в подчинение парторганизации Закарпатья, которая к этому времени фактически порывает связи с КПЧ и начинает интегрироваться в КП(б) Украины. Обо всем, что происходило в начале февраля в Сигете, Мехлис, как явствует из опубликованной телефонограммы представителей СКК первому заместителю наркома иностранных дел СССР А.Я. Вышинскому, докладывал и в Москву, в Главполитуправление Красной Армии, и в Киев, первому секретарю ЦК КП(б) Украины Н.С. Хрущеву, который всецело поддержал инициативу по присоединению уезда к Закарпатской Украине.

Однако эта инициатива была более чем проблематична уже в силу этнического состава населения территории. Среди жителей как города, так и уезда численно преобладали румыны – соответственно 55% и 74%. Украинцы составляли 18% жителей уезда и 10% жителей города. 32 процента горожан приходилось на венгров, которых в селах почти не было. Численность еврейского населения в Сигете (на родине лауреата Нобелевской премии мира Э. Визеля и выдающегося живописца Ш. Холлоши, долгие годы работавшего в Мюнхене[5]) резко снизилась вследствие Холокоста. Евреи там по преимуществу были венгероязычны[6].

Преобладающее румынское население, недовольное отторжением уезда от Румынии, с готовностью восприняло призывы к саботажу принятых решений и даже в довольно значительной своей части поддержало попытку вооруженного мятежа. Начало волнениям положили распространившиеся 27 февраля по городу слухи о том, что новые власти уезда (отныне округа) собираются повсеместно закрыть румынские гимназии и школы, а вместо них открыть украинские. Чтобы заявить протест, в здание местной администрации явилась депутация учителей, которую, однако, заверили в отсутствии таких намерений. Между тем, на противников новой власти ободряюще действовала поступавшая из Бухареста скудная и не всегда достоверная информация о резком обострении внутриполитической борьбы между силами, поддерживающими премьер-министра генерала Н. Радеску, и коммунистами, предпринявшими массированное наступление в целях свержения неугодного им правительства[7]. В донесении политотдела железнодорожных войск (одна из железнодорожных бригад Красной Армии как раз дислоцировалась в Сигете) были зафиксированы разговоры в городских очередях: «Радеску начал действовать, скоро наша очередь». В конце февраля, когда прибывший в Бухарест Вышинский шантажировал молодого короля Михая, требуя отставки действующего правительства, в Марамуреше ходили слухи о том, что начавшееся в столице «восстание» коммунистов якобы подавлено.

Вечером 4 марта была предпринята попытка поднять вооруженное восстание в одном из сел уезда. Советская военная комендатура получила сообщения о запланированном на утро следующего дня более крупномасштабном выступлении в самом уездном центре. Во главе движения стояли бывший префект уезда, главы сельских администраций румынских сел (примари), высокопоставленные сотрудники полиции (в том числе уволенные осенью 1944 г., с приходом Красной Армии). Участвовали в нем и представители румынской православной церкви.

Организаторы приурочили начало восстания к открытию традиционной местной ярмарки: утром 5 марта в Сигет из многих окрестных сел (как украинских, так и румынских) должны были съехаться сотни подвод. Накануне примари румынских сел саботировали отправку мужского населения на восстановление железных дорог. В городе и его окрестностях появилось много отпускников и дезертиров румынской армии, в том числе офицеров, не зарегистрировавшихся у советского коменданта. В районе Окна-Шуготаг были задержаны диверсанты, пытавшиеся затопить соляные шахты, снабжавшие солью два фронта Красной Армии – 2-й и 4-й Украинские. Организаторы выступления связались с представителями Великобритании в СКК и, по некоторым данным, с миссией Международного Красного Креста. 3 марта советские офицеры в ресторане в центре Сигета зафиксировали встречу бывшего префекта и двух других отставных уездных чиновников с прибывшим из Бухареста майором британской армии****.

Ожидая серьезные волнения в уездном центре, советская военная комендатура запретила утром 5 марта въезд в город. Движение на подступах к Сигету перекрыли красноармейские патрули. Многочисленные подводы, шедшие к городу, останавливались. Было изъято большое количество оружия. По установленным в процессе расследования данным, для участия в массовом выступлении из окрестных сел должны были подойти, но главным образом подъехать на подводах до 10 тыс. человек. Всего в «демонстрации протеста» предполагалось задействовать свыше 15 тыс. человек. План организации выступления исходил из перерастания по-началу мирной демонстрации в восстание с захватом административных зданий и последующей апелляцией к СКК в связи с посягательством одного из соседей на территориальную целостность Румынии[8]. Арестованные 5 марта и в последующие дни организаторы восстания (более 50 человек) категорически отрицали в ходе допросов, что выступление было направлено против Красной Армии, хотя и происходило в ее тылу. Некоторые из них все же признали, что оно способно было вызвать определенные осложнения международного порядка.

Тем временем внутриполитический кризис в Румынии завершился 6 марта формированием нового правительства во главе с П. Грозой, представлявшего левые силы, объединенные в Национально-демократический фронт (НДФ), которым руководили коммунисты. Вслед за этим Советский Союз дал долгожданное для румын согласие на передачу Северной Трансильвании (перешедшей под юрисдикцию Венгрии согласно решению Второго венского арбитража 30 августа 1940 г. и освобожденной в 1944 г. Красной Армией от немецких и венгерских войск) румынской гражданской администрации. Ранее, осенью 1944 г., правительство Румынии, ссылаясь на положения соглашения о перемирии от 12 сентября, приступило к восстановлению в Северной Трансильвании довоенных румынских административных структур, однако предпринятые им в этом направлении шаги натолкнулись на противодействие советской стороны. В связи с обострением румыно-венгерских межэтнических противоречий, нарушавших спокойствие в тылу Красной Армии, ее командование в ноябре 1944 г. издало приказ об упразднении всех уже сформированных румынских структур и однозначной передаче управления во всех уездах Северной Трансильвании в ведение советской военной администрации. Вопрос о разрешении Румынии на формирование в Северной Трансильвании собственных органов власти в течение нескольких месяцев, вплоть до марта 1945 г., оставался эффективным инструментом внешнеполитического давления на румынское правительство и всю политическую элиту[9].

В конце марта 1945 г. в целях установления контактов с местными политическими силами и для содействия восстановлению в уезде Марамуреш румынской администрации в Сигет прибыл из Клужа уполномоченный НДФ Н. Гольдбергер, одновременно являвшийся секретарем объединенной северотрансильванской организации румынской Компартии. Он попытался договориться с представителями органов, подконтрольных Народной Раде Закарпатской Украины, о порядке введения в уезде румынских административных структур, однако его попытки оказались тщетны – местные украинские органы (народные комитеты), как и следовало ожидать, категорически отказывались поступиться властью без указания Народной Рады. Не договорившись на месте, Гольдбергер направился в Ужгород, но и там его миссия не увенчалась успехом. Глава Народной Рады Закарпатской Украины И. Туряница отказался вести переговоры о восстановлении румынской администрации в Марамуреше, рассматривая этот уезд как часть Закарпатской Украины. О посещении Гольдбергером Ужгорода и его контакте с Туряницей было хорошо осведомлено командование 4-го Украинского фронта, знали об этом и в ЦК КП(б) Украины. Возвратившись в Сигет, Гольдбергер, не решивший брать на себя в сложившихся условиях ответственность за введение румынской администрации в Марамуреше, обратился к одному из лидеров Компартии и члену правительства В. Луке с просьбой прибыть в отдаленный северотрансильванский уезд. Лука, приехав в Сигет, также предпринял от имени правительства П. Грозы попытку договориться с представителями Народной Рады о плавной реорганизации формирующихся украинских органов власти в администрацию, подчиненную Бухаресту. Не дожидаясь ответа из Ужгорода, он образовал уездный Совет НДФ, который составили представители разных общественно-политических организаций левого толка,  не в последнюю очередь украинских. 9 апреля Совет НДФ официально провозгласил установление румынской администрации на основе реорганизации существующей местной исполнительной власти. Персональный состав административных органов был рекомендован как Советом НДФ, так и уездной организацией Компартии, к тому времени контролируемой Гольдбергером. Введение румынской администрации прошло без каких-либо эксцессов. Однако бóльшая часть украинских функционеров окружного комитета закарпатской Народной Рады, несмотря на предложение Луки принять участие в работе реорганизованных органов власти, уехала в Ужгород.

Представители СКК, ознакомившись с составом вновь образованной румынской администрации, пришли к заключению, что она создана «на здоровой демократической основе» и «в общем отвечает соответствующим требованиям»[10]. В то же время, по их мнению, в обновленных органах власти города и уезда украинцы были представлены недостаточно. Предложение представителей СКК ввести дополнительно во властные структуры заместителя префекта уезда и заместителя примаря города из числа представителей украинского населения не встретило возражений со стороны местного Совета НДФ. Что же касается сел с чисто украинским населением (а в уезде Марамуреш таковых насчитывалось более десятка), то в них по-прежнему действовали народные комитеты, избранные в соответствии с директивами Народной Рады Закарпатской Украины. Их состав решено было не менять.

Какие-либо документы, свидетельствующие о подтверждении правомочности действий румынского правительственного эмиссара В. Луки на уровне межгосударственных отношений, пока не выявлены, однако, можно уверено говорить, что решающий сигнал был дан не из Ужгорода, Киева или Бухареста, а из Москвы. Очевидно, что инициатива по присоединению к Закарпатской Украине румынского уезда, будучи поддержанной в Киеве украинским партийным руководством, не нашла понимания выше, в Кремле. Н.С. Хрущев упомянул о «марамурешском эпизоде» в своих воспоминаниях. Согласно его версии, Туряница послал в близлежащий румынский уезд своих уполномоченных на собственный страх и риск. При этом он был движим, как и многие другие в то время, заботой о воссоединении украинского народа в составе Советской Украины. «Вообще тогда у всех украинцев возникла сильная тяга к воссоединению»,– вспоминал Хрущев. Так, к нему в Киев приезжали украинцы из Восточной Словакии и просили присоединить к УССР отдельные районы Прешовского края. Это, однако, противоречило имевшимся внешнеполитическим установкам, и Хрущев был вынужден огорчить их отказом. К Турянице и к Хрущеву (вероятно, во время его поездки в Закарпатье) приходили также крестьяне из марамурешских украинских сел и хлопотали о присоединении к Закарпатской Украине. Но ничего конкретного, продолжал Хрущев, в ответ не предпринималось. Из воспоминаний Хрущева узнаем, что вопрос был решен после телефонного звонка И.В. Сталина в Киев. Хрущеву пришлось объяснять «хозяину», что Туряница не находится у него в подчинении, а всего лишь его «сосед», самостоятельно принимающий решения, хотя и прислушивающийся к мнению украинского руководства. Сталин распорядился: «Говорят, вы имеете на него влияние, пусть отзовет свои отряды с территории Румынии»[11].

В апреле 1945 г. Закарпатская Украина действительно еще не входила в состав УССР, но ее дальнейшая судьба была предопределена. Хрущев посетил весной 1945 г. Ужгород и Мукачево для ознакомления с обстановкой в крае, которому предстояло в скором времени (после урегулирования вопроса с чехословацким правительством) войти в состав УССР. Возлагая в данном случае всю ответственность на Туряницу (которого, кстати, он высоко ценил как партийного работника), Хрущев, очевидно, лукавил[12]. Есть все основания предполагать, что руководство Советской Украины, весной 1945 г. испытывавшее огромные внутриполитические трудности в западных областях, было не прочь использовать новое территориальное приращение в пропагандистских целях. Программа «собирания» украинских земель не обязательно должна была исчерпать себя с присоединением Закарпатья. С точки зрения Киева, не был закрыт вопрос об «округлении» границы в пользу Украины и на некоторых других ее участках. В Кремле, в окружении Сталина, заботились об укреплении всей советской сферы влияния и могли ради этого пожертвовать амбициями руководителей республики. В Москве резонно опасались, что слабо мотивированная этническими аргументами территориальная уступка в пользу СССР (даже весьма незначительная) вызовет крайне негативный отклик в самых широких слоях румынского общества и породит серьезные внутриполитические осложнения для прокоммунистического правительства П. Грозы, пришедшего к власти с советской помощью. Таким образом, налицо было несовпадение интересов союзной и  республиканской партийно-советской верхушки, в результате чего события в приграничном румынском уезде по-разному расценивались в Москве и Киеве. Украинских коммунистов пришлось одернуть из Кремля. Эта версия всецело подтверждается донесением уполномоченных советской части СКК в Румынии от 16 апреля 1945 г., в котором речь шла как раз об одобрении Н.С. Хрущевым инициативы по присоединению Марамуреша к Закарпатью[13].

Сама же инициатива действительно исходила от Туряницы. В этой связи заслуживает внимания высказанное в 1945 г. чехословацким лидером Э. Бенешем мнение о том, что украинский национализм, в частности, в Закарпатье «отбился от рук» Москвы и иногда «перехлестывает через голову»; им решили воспользоваться украинские коммунисты, которые, преследуя свои цели, хотят поставить и Москву, и Прагу перед свершившимся фактом[14]. Как следует из работ В.В. Марьиной, проводимые в Закарпатье местной коммунистической властью меры по реализации линии Кремля на присоединение края к УССР, в самом деле иной раз опережали темпы, задаваемые центром, и, более того, выходили за установленные рамки. События в Марамуреш-Сигете в этом отношении, пожалуй, наиболее показательны, хотя и не являются единственными в своем роде. Аналогичные случаи имели место в отношении ряда сел Восточной Словакии[15]. Сталин в телефонном разговоре с Хрущевым, о котором тот сообщает в своих мемуарах, упомянул также о занятии закарпатскими вооруженными отрядами районов на левобережье Тисы, которые должны были отойти к Венгрии[16].

У румынского коммунистического режима, прочно утвердившегося у власти к концу 1947 г., были свои виды на Марамуреш-Сигет. В конце 1940-х годов небольшой город в живописнейшем межгорье Карпат, в километре от нынешней румынско-украинской границы, становится местом заключения наиболее опасных оппонентов Компартии. В 1953 г. здесь умрет в старой габсбургской тюрьме харизматический лидер румынской антикоммунистической оппозиции, деятель Национал-царанистской партии Ю. Маниу, погибнет видный политик и историк либерального направления Г. Братиану. Режим Г. Георгиу-Дежа, отдававший себе отчет о враждебности огромных масс населения и никогда не останавливавший машину превентивного террора, считал целесообразным держать подобных арестантов именно в Сигете – ведь в случае каких-либо серьезных беспорядков в Румынии они могли быть в течение часа переправлены на советскую территорию.

После падения режима Чаушеску г. Сигету-Мармацией стал местом проведения представительных международных конференций по истории тоталитаризма в Центральной Европе[17].

Ежегодник 2005/2006