Ежегодник "Белоруссия и Украина:
история и культура"
А.С. Стыкалин
(Рецензия) В.В. Марьина. ЗАКАРПАТСКАЯ УКРАИНА (ПОДКАРПАТСКАЯ РУСЬ) В ПОЛИТИКЕ БЕНЕША И СТАЛИНА. 1939–1945 ГОДЫ. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ОЧЕРК. М., 2003. 304 стр.// Белоруссия и Украина: История и культура. Ежегодник 2005/2006 / Гл. ред. Б.Н. Флоря. – М.: Индрик, 2008. С. 387–400.
Предыстория и конкретно-исторические обстоятельства присоединения к СССР Закарпатской Украины, оформленного советско-чехословацким договором в июне 1945 г., неоднократно рассматривались в работах украинских, чешских, словацких, а также западных авторов. В исследованиях украинских ученых советского периода речь шла прежде всего о широком массовом движении в крае за воссоединение его с Советской Украиной. Решение советского правительства о включении Закарпатской Украины в состав УССР подавалось как ответ на народные чаяния. В 1990-е годы в историографии разных стран отчетливо обозначилась противоположная тенденция, ранее присутствовавшая только в западной литературе. Ныне акцент делается на силовом характере акции, осуществленной Сталиным и его окружением. В то же время недостаточное внимание уделяется анализу сложной, неоднозначной позиции чехословацкой политической элиты по вопросу о послевоенной судьбе Закарпатья; вне поля зрения историков остаются происходившие в крае внутриполитические процессы, которые, несомненно, облегчали осуществление планов по присоединению Закарпатской Украины к СССР.
Источниковая база исследований по данной теме оставалась довольно ограниченной вплоть до 1990-х годов, когда стали активно вводиться в научный оборот ранее засекреченные архивные документы о развитии советско-чехословацких отношений в годы войны. Около 70 документов из Архива внешней политики РФ, Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), архивов Чехии и Словакии публикуются в качестве приложения к рецензируемой монографии В.В. Марьиной, первому в российской историографии глубокому конкретно-историческому исследованию вопроса о месте и роли Закарпатской Украины в политике СССР и эмигрантского чехословацкого правительства на завершающем этапе Второй мировой войны.
История Закарпатской Украины (Подкарпатской Руси), небольшого по площади и численности населения края, далеко выходит за рамки исторического краеведения и привлекает к себе внимание специалистов по истории международных отношений в Центральной Европе. Ведь речь идет о прошлом региона, на протяжении первой половины XX в. несколько раз менявшего свою государственную принадлежность, становившегося объектом притязаний сразу нескольких соседних государств, привлекавшего к себе (в силу специфического географического положения) интерес и некоторых крупных держав: в конце 1930-х годов нацистской Германии, а на заключительном этапе Второй мировой войны – СССР. Специфическое положение края во многом определяло внутриполитическую ситуацию в нем в рассматриваемый период: в основе партийного деления лежали едва ли не в первую очередь внешнеполитические ориентации (провенгерские, прочехословацкие, прогерманские, просоветские).
Немалую роль не только в культурном, но и в политическом плане играл вопрос национально-языковой идентичности (кстати сказать, до сих пор не утративший своей значимости) – часть славянского населения Подкарпатской Руси идентифицировала себя в качестве самостоятельного славянского этноса (русин), ориентированного на союз либо с венграми, либо с чехами и словаками, другие называли себя украинцами, третьи (очевидное меньшинство) воспринимали себя как часть великорусского этноса, отдавая предпочтение русскому литературному языку перед украинским или каким-либо иным. В зависимости от того, какая из тенденций доминировала и как изменялся взгляд чехословацких политиков на будущую государственную принадлежность края, варьировалось даже его название. Вместо привычного для чехословацкой политической элиты термина «Подкарпатская Русь» к середине 1940-х годов ею же все активнее используется другой – Закарпатская Украина.
Входившее в число земель венгерской «короны св. Стефана» Закарпатье не только не обладало автономией в составе управлявшейся из Будапешта венгерской половины монархии Габсбургов, но и не составляло отдельной административной единицы. После распада Австро-Венгрии оно было волею держав-победительниц отдано молодой Чехословацкой республике. Пражские политики представляли себе все сложности, стоявшие на пути интеграции в Чехословакию этого слаборазвитого и отдаленного края, чье население не только обладало этнической спецификой, но и отличалось от чехов и словаков в религиозном отношении. Мы взяли на себя обязательства по спасению этого «убогого славянского народа» от мадьяризации и с честью выполнили их, позволив ему сохранить свою национальность и национальную культуру, скажет Бенеш двадцатью годами позже.
На самом деле мадьяризаторский вызов ушел в прошлое с изменением государственных границ. Однако вхождение в состав Чехословакии небольшого славянского этноса не могло стать препятствием для реализации в полном объеме программы интегрального чехословакизма, связанной с именем основателя государства Т.Г. Масарика. Официальная концепция чехословакизма, не затушевывая этнической специфики русин, вместе с тем была ориентирована на их постепенное слияние с единой чехословацкой нацией – в полной мере это проявилось в школьно-образовательной политике. О культурно-языковой близости русин с украинским этносом чехословацкая политическая элита почти не вспоминала до конца 1930-х годов. Кроме того, что лидеры межвоенной Чехословакии видели в Подкарпатской Руси (согласно их терминологии) не более чем аграрно-сырьевой придаток развитых в индустриальном отношении земель и мало заботились о создании условий для экономического подъема или роста материального благосостояния населения. Убыточный в экономическом отношении, нуждавшийся в донорских вливаниях край имел в то же время для Чехословакии немалое геостратегическое значение, так как обеспечивал общую границу с союзником по Малой Антанте – Румынией. Вопрос о том, считали ли в межвоенной Праге эти земли в полной мере «своими», остается дискуссионным. Весной 1944 г., в беседе с британским экспертом Бенеш заметит: «На протяжении двадцати лет мы считали вопрос о Подкарпатской Руси временным, конечное же его решение не может быть иным, как только слияние с Советским Союзом» (С. 39). Однако это позднейшее его утверждение явилось, на наш взгляд, в большей мере данью новой политической конъюнктуре, чем отражением реальных планов в отношении Подкарпатской Руси, имевшихся до осени 1938 г.
Ситуация резко изменилась вследствие мюнхенского сговора, с началом распада Чехословакии. Хортистская Венгрия, продолжая рассматривать Подкарпатскую Русь как неотъемлемую часть своих земель, после Мюнхена стала более решительной в осуществлении соответствующих ревизионистских намерений. У Гитлера были свои виды как на Словакию, так и на занимающее еще более важное страгическое положение Закарпатье, и слишком сильная Венгрия с особыми внешнеполитическими амбициями была ему не нужна, поскольку могла нарушить равновесие в проектируемом немцами «новом европейском порядке» – системе отношений между Германией и ее сателлитами. Помимо того, «Третий рейх» был до известной степени заинтересован в существовании формально самостоятельной Украины как буферного государства, на которое Германия могла бы иметь преобладающее влияние. При этом Гитлер не прочь был манипулировать правом народов на самоопределение, рассчитывая на встречное движение украинских националистов (представленный в книге В.В. Марьиной материал дает дополнительную пищу для размышлений относительно роли германского фактора в попытках реализации в условиях Второй мировой войны украинской национальной идеи).
Часть украинофильски настроенных политиков Закарпатья, ориентировавшихся на нацистскую Германию, разрабатывала план превращения Закарпатской Украины в своего рода «украинский Пьемонт». Подобный план был враждебно встречен не только в Венгрии, но и в Польше, чья политическая элита напрямую связывала реализацию украинской национальной идеи с утратой Восточной Галиции и предпочитала видеть Закарпатье в составе Венгрии. Претензии Закарпатья на роль «украинского Пьемонта» были высмеяны с трибуны XVIII съезда ВКП(б) Сталиным, съязвившим по поводу сумасшедших немцев, мечтающих «присоединить слона, т.е. Советскую Украину, к козявке, т.е. к так называемой Карпатской Украине». Впрочем, весной 1939 г. на повестке дня в политике «Третьего рейха» стояла задача расчленения Чехословакии. Нуждаясь в содействии как Будапешта, так и Варшавы, Гитлер дал согласие на оккупацию всей территории Закарпатья Венгрией, что устраивало и Польшу, заинтересованную в том, чтобы иметь с Венгрией общую границу. Идея создания самостийной Украины под германским протекторатом откладывается в запасники германской политики. Даже в период подготовки и осуществления польской кампании Гитлер не демонстрировал готовность ввести в игру украинскую карту и тем более не актуализировал вопрос о Закарпатской Украине – на очереди была подготовка балканской кампании, требовавшей лояльного отношения Венгрии. Со своей стороны, и Советский Союз летом 1940 г., в момент присоединения Северной Буковины, не поднимал вопроса о Подкарпатской Руси – любые претензии на эту область натолкнулись бы на противодействие Германии, с которой Кремль не хотел обострять отношений. Реализация идеи полного воссоединения украинских земель была отложена до лучших времен.
Как показывает в своей работе В.В. Марьина, в период согласованного проведения СССР и Германией антипольской военной кампании, в сентябре 1939 г., находившийся в эмиграции Э. Бенеш не терял надежды на возможность договориться с Советским Союзом с учетом интересов послевоенной Чехословакии. Он говорил советскому послу в Лондоне И.М. Майскому, что всегда считал «Рутению» будущей составной частью СССР, и просил урегулировать вопрос о Западной Украине таким образом, чтобы СССР имел общую границу со Словакией (являвшейся в это время формально независимой, а фактически германским протекторатом). По мнению Бенеша, решение могло быть двояким: или эта земля останется у Чехословакии, или, в случае если Советский Союз будет соседом Чехословакии, последняя не стала бы возражать против ее передачи СССР. Майский доносил в Москву, что неудачи с западными демократиями заставляют Бенеша в поисках гарантов восстановления чехословацкой независимости обращаться к СССР. Москва, однако, к этому времени уже сделала ставку на союз с «Третьим рейхом», что делало бесперспективным зондаж со стороны Бенеша. В своих публичных заявлениях президент Чехословакии в эмиграции неизменно подчеркивал, что Подкарпатская Русь является составной частью Чехословакии в ее легитимных, домюнхенских границах. Запад это устраивало – там не хотели, чтобы СССР спустился с Карпат на Дунайскую низменность и стал фактором давления в этом регионе.
Нападение Германии на СССР и последующее превращение Советского Союза в союзническую державу не могли не внести в позицию Бенеша корректив. В доверительных беседах он выражал ее следующим образом: «Подкарпатская Русь должна принадлежать либо нам, либо России. А о том, кому она будет принадлежать, мы договоримся лишь с русскими, никто другой в этом вопросе не имеет слова», – ни поляки, ни тем более венгры. Еще до коренного перелома в ходе Второй мировой войны он верил в то, что СССР окажется в стане победителей, а после Сталинграда предвидел резкое усиление политического веса СССР в послевоенном мире, которое заставит Запад на будущей мирной конференции считаться с требованиями Москвы, в первую очередь территориальными. Бенеш чутко улавливал стратегические замыслы СССР в отношении Закарпатья, ожидая, что взятый в 1939 г. курс на воссоединение украинских земель заставит Москву рано или поздно предъявить претензии на эту территорию. Сделав ставку на долгосрочный союз с СССР, Бенеш в беседах с чехословацкими эмигрантскими политиками многократно и недвусмысленно высказывался относительно нецелесообразности удерживать в составе Чехословакии Подкарпатскую Русь ценой «русской вражды». Говорил он об этом и в частных беседах с британскими дипломатами и экспертами: «Подкарпатская Русь была нам доверена после Первой мировой войны. Мы – за то, что нам Подкарпатская Русь должна быть формально возвращена, поскольку она была включена в наши домюнхенские границы; однако, если подкарпатские русины решат присоединиться к Советской Украине, то мы не будем этому препятствовать» (С. 39). Так изложил он свою позицию в одной из бесед весной 1944 г. Заинтересованность чехословацкого лидера в союзе с СССР объяснялась тем, что он хотел сделать Москву гарантом обеспечения домюнхенских границ Чехословакии с Германией, Польшей и Венгрией.
Склонность Бенеша к территориальным уступкам в пользу СССР не была секретом для Москвы. Посол СССР при союзных правительствах в Лондоне А.Е. Богомолов в мае 1943 г. записал в дневнике: «Думаю, что в период окончательного устройства Чехословакии он постарается вернуть нам Прикарпатскую Русь, кое-что выторговав в пользу самой Чехословакии за счет Венгрии, Германии или Австрии» (С. 35). Вместе с тем Бенеш, как правило, избегал публичных заявлений о возможной передаче Советскому Союзу Закарпатья в интересах установления общей границы. Чехословацкий посол в Москве, будущий премьер-министр З. Фирлингер сообщал летом 1942 г. в НКИД: Бенеш «давно уже намерен отдать Карпатскую Русь Советскому Союзу, но он не считает, чтобы сейчас было уместно говорить об этом вслух, ибо это встревожило бы поляков, желающих, чтобы Карпатская Русь осталась у венгров и таким образом послужила бы барьером между СССР и Чехословакией» (С. 31). Ни в это время, ни позже, после Сталинграда, чехословацкая сторона не была заинтересована в подрыве союза с польским эмигрантским правительством.
При всей готовности к уступкам Бенеш был последователен в главном своем требовании: возможная передача этой небольшой, но очень важной по своему геостратегическому положению территории Советскому Союзу могла, по его замыслу, произойти только на законных основаниях, при полном соблюдении существующих международно-правовых норм и только после восстановления домюнхенских границ Чехословакии. Это означало, что до окончания войны Закарпатская Украина должна была оставаться составной частью возрожденной Чехословацкой республики. Слишком поспешной передачей Закарпатья Советскому Союзу Прага опасалась создать прецедент, облегчающий «растаскивание» чешских и словацких земель соседями.
По мере активизации контактов с Москвой и особенно после заключения в декабре 1943 г. договора с СССР Бенеш демонстрировал все большую готовность к решению закарпатской проблемы на дружественной основе. Понимая, что с наступлением советских войск актуализируется вопрос о национальной идентичности населения края, чехословацкий президент со своей стороны педалирует идею исторической связи Закарпатья с Украиной, говорит заместителю наркома иностранных дел СССР украинцу А. Корнейчуку о том, что в культурном отношении область будет ориентирована на Украину, обещает решить совместно с СССР вопрос о языке обучения в школах. Мотивы своей позиции Бенеш изложил послу Богомолову: «Желая, чтобы украинский вопрос исчез окончательно, он хотел бы передать СССР Карпатскую Украину, чтобы быть уверенным в том, что никакие происки чужих держав не могли бы использовать украинцев в своих целях» (С. 28).
Между тем Москва поначалу не торопилась предъявлять своих прав на Подкарпатскую Русь. Молотов в апреле 1942 г. заявлял о том, что СССР хочет видеть Чехословакию восстановленной в домюнхенских границах. Такая позиция сохранилась и после изменения ситуации на советско-германском фронте. При встрече с Бенешем в декабре 1943 г. Сталин высказался за восстановление Чехословакии в домюнхенских пределах, заверил чехословацкого президента в том, что вопрос о Закарпатье будет отложен до послевоенного времени и решен, не задев дружеских отношений между СССР и Чехословакией. В январе 1944 г., по возвращении из Москвы, Бенеш на заседании чехословацкого правительства заявил, что, хотя на переговорах не было заключено какого-либо письменного соглашения относительно восстановления Чехословакии в границах 1938 г., «но была достигнута ясная договоренность об этом... Для Советов само собой разумеется, что у нас будет общая граница у Подкарпатской Руси» (С. 39).
В начале 1944 г. в советской пропаганде происходит оживление идеи объединения всех украинцев, ставшей одним из обоснований возникновения самостоятельного НКИД Украины. «Выход советских республик на международную арену дает им новый импульс к дальнейшему развитию. Преобразование НКИД не является, как некоторые пытаются себе представить, какой-то комбинацией, а основано на естественном историческом развитии советского государства», – говорил Корнейчук Фирлингеру. В условиях 1944 г. едва ли не главным конкретным наполнением украинской объединительной идеи стало проявление интереса к судьбе закарпатских украинцев. В Комиссии НКИД СССР по подготовке мирных договоров и послевоенного устройства (так называемой комиссии Литвинова) выдвигается идея включения в состав СССР Закарпатской Украины и компенсации Чехословакии путем присоединения к ней части Верхней Силезии. Однако параллельно, в мае 1944 г., между СССР и Чехословакией было подписано соглашение, признавшее домюнхенские границы последней. Это означало, что решение вопроса откладывается по крайней мере до окончания войны.
В.В. Марьина хорошо показывает двойственность советской политики. На словах выступая за восстановление Чехословакии в домюнхенских границах, Сталин и его окружение вместе с тем целенаправленно проводили курс на форсированное отторжение от нее Закарпатья путем инициирования в этом крае по прибалтийскому сценарию 1940 г. якобы стихийного «всенародного движения» за полное воссоединение украинских земель. Вопреки всем предшествующим советско-чехословацких договоренностям, с первых же дней после вступления Красной Армии на территорию Закарпатской Украины начался процесс ее советизации. Во главе развернувшегося поздней осенью 1944 г. движения за установление в крае новой власти и его немедленное присоединение к СССР стояли закарпатские коммунисты во главе с И. Туряницей. Будучи в большинстве своем выходцами из КПЧ, сохранившими с ней организационные связи, они поначалу выступали за решение вопроса в рамках Чехословакии, но затем, в течение считанных недель ноября 1944 г., коренным образом изменили свою линию – согласно официальной версии, дабы не отстать от массового всенародного движения. Конференция Компартии Закарпатской Украины приняла резолюцию о воссоединении этой области с Советской Украиной. С этим решением в конце ноября солидаризировался съезд национальных комитетов края, на который чехословацкий правительственный уполномоченный не был допущен. Повсеместно проходят митинги с требованием присоединения к СССР. При поддержке командования и политорганов 4-го Украинского фронта, занявших совершенно однозначную позицию, была развернута мощная «пиар-кампания» против сохранения Закарпатья в составе восстановленной Чехословацкой республики.
В работе В.В. Марьиной хорошо показаны те неимоверные трудности, с которыми сталкивались на территории Закарпатской Украины чехословацкие правительственные эмиссары. Создаваемые ими органы немедленно вступали в конфронтацию с национальными комитетами (народными радами), руководимыми в большинстве случаев коммунистами и перехватившими политическую инициативу при поддержке советского командования. Национальные комитеты не собирались выполнять распоряжений формировавшихся чехословацких местных властей, чья деятельность сразу же оказалась заблокированной. С созданием в конце ноября Народной Рады Закарпатской Украины (НРЗУ) проблема двоевластия получила силовое разрешение – уполномоченному чехословацкого правительства и всему его аппарату 30 ноября было предложено в трех-дневный срок покинуть территорию края.
Конфликт чехословацких властей с НРЗУ дополнялся их конфликтом с командованием 4-го Украинского фронта. Отчасти он проистекал из того, что советская сторона очень широко понимала свои полномочия в зоне военных действий, а компетенция советских военных комендатур не была строго определена. Более существенным являлось то, что, вопреки майскому соглашению 1944 г., предусматривавшему мобилизацию населения в формируемую чехословацкую армию, происходил массовый набор добровольцев в Красную Армию, иногда с использованием мер принуждения принудительной мобилизации. Командование исходило из той же версии о массовом воодушевлении закарпатских украинцев, стремившихся стать частью советского народа. Ссылались и на то, что мобилизация в Красную Армию призвана восполнить колоссальные потери, понесенные ею в боях за преодоление Карпат.
Главные причины происходившего состояли, однако, не в этом. Москва явно не желала закрепления в Закарпатье чехословацких военных формирований, ибо это создало бы ей дополнительные трудности в деле присоединения края к СССР. Кстати, чехословацкий корпус, сформированный в СССР, не участвовал в боях за Закарпатье. (В.В. Марьина объясняет это соображениями военного характера и опровергает как довольно циничное и бездоказательное мнение известного историка Подкарпатской Руси И. Попа, согласно которому советские власти не могли допустить, чтобы на родину вернулись те, кто имел за плечами опыт пребывания в лагерях и хорошо знал советскую действительность – они должны были погибнуть в дуклинской мясорубке (С. 56). Необходимо также учитывать недоверие советских генералов к прибывшим из британской эмиграции чешским офицерам, которые составили военную часть правительственной делегации в Закарпатье, предполагавшей заняться формированием частей чехословацкой армии. Инцидент с набором добровольцев грозил осложнить советско-чехословацкие отношения. Попытки договориться с Бенешем не имели успеха, он не шел в этом вопросе на компромисс, видя угрозу для чехословацкой государственности.
С советской стороны на встречах официальных лиц двух стран движение за присоединение Закарпатья к СССР подавалось как внутреннее чехословацкое дело. В день выдворения из края чехословацкой правительственной делегации, 30 ноября, Фирлингер получил в НКИД заверения в том, что резолюции НРЗУ о присоединении края к СССР не имеют ничего общего с официальной политикой, речь идет о спонтанных выступлениях, агитация за включение области в состав СССР советскими властями не поддерживается, а наоборот по возможности тормозится, хоть это и связано с трудностями. Несколько позже заместитель наркома иностранных дел СССР А. Вышинский убеждал Фирлингера в том, что оба правительства не могут игнорировать сильное народное движение, обоснованное с национальной и исторической точек зрения, отражающее вековые чаяния широких масс Закарпатской Украины; от советского правительства не следует ожидать, чтобы оно затормозило это движение, тем более выступило против него. Молотов в январе 1945 г. в беседе с Фирлингером, отрицая стремление Москвы отторгнуть Закарпатье от Чехословакии вопреки обещанию о восстановлении домюнхенских границ, заметил, однако, что СССР не может запретить народу выражать свою национальную волю. Наличие сильного движения снизу, выражающего волю местного населения, не отрицалось в ходе этих бесед и чехословацкой стороной, стремившейся всячески избежать осложнений с Москвой. Бенеш и его окружение не хотели силой удерживать край потому, что видели в нем не только потенциальное яблоко раздора в отношениях с СССР, но и тяжелое бремя для бюджета. Кроме того, они знали, что коммунисты будут там явно доминировать и это скажется на общем раскладе политических сил в республике. Вместе с тем чехословацкие лидеры ждали от советского руководства соблюдения определенных международно-правовых норм и достигнутых ранее двусторонних договоренностей.
В.В. Марьина убедительно показывает, что хотя официальные лица в Москве всячески открещивались от своей причастности к движению в Закарпатской Украине, подчеркивая его стихийный характер, на самом деле они его не только не тормозили, но негласно санкционировали. Была предпринята попытка повторить сценарий, уже реализованный в Прибалтике в 1940 г. Впрочем, этот сценарий, замечает В.В. Марьина, уточнялсь в зависимости от международной обстановки и расстановки сил в освобожденных районах Чехословакии.
На вопрос о том, существовало ли в действительности (пусть под строгим контролем) движение за воссоединение или же речь идет исключительно о хорошо срежиссированной акции Кремля, ответ не может быть однозначным. Даже после детального анализа, проделанного В.В. Марьиной, как нам кажется, не расставлены все точки над «i». Высказанное как-то опытнейшим политиком Бенешем мнение о том, что украинский национализм закарпатских коммунистов выходит из-под контроля Москвы, было бы едва ли верным списывать на его политическую близорукость или, напротив, считать всего лишь проявлением лукавства, совсем не отражавшим действительной точки зрения президента Чехословакии. Можно напомнить в этой связи о не поддержанных Москвой попытках НРЗУ распространить свою власть на румынский пограничный город Марамуреш-Сигет, а также ряд сел на территории Венгрии и Восточной Словакии. В работе приводится относящийся к зиме–весне 1945 г. материал, свидетельствующий о волеизъявлении украинских общественных организаций восточнословацкого Прешовского края в пользу его присоединения к СССР. Н.С. Хрущев в своих мемуарах вспоминал о том, как в бытность в 1945 г. первым секретарем ЦК КП(б) Украины он принял в Киеве депутатов из Восточной Словакии, ходатайствовавших о присоединении их области к УССР. Украинскому партийному лидеру пришлось в соответствии с официальной установкой Москвы объяснить своим собеседникам невозможность дальнейшего пересмотра границ с дружественной Чехословакией, призвать их строить социализм совместно с чехами и словаками. «Вообще тогда у всех украинцев возникла сильная тяга к воссоединению», – резюмировал Хрущев. Настроения части украинского населения сопредельных стран в пользу воссоединения с Советской Украиной умело эксплуатировались Сталиным и его окружением в интересах не только прямой экспансии в Среднюю Европу (как в случае с Закарпатьем), но и решения других внешнеполитических задач, в частности обеспечения мест в ООН для Украины и Белоруссии.
Как показывает В.В. Марьина, чехословацкая политическая элита во главе с Бенешем проявляла серьезную обеспокоенность в связи с активизацией украинского движения в Словакии, видя в этом угрозу развала государства. Считая Подкарпатскую Русь безвозвратно утерянной, она стремилась всячески воспрепятствовать утрате части Словакии. При контактах с советской дипломатией подчеркивалось, что домюнхенские административные границы между Словакией и Подкарпатской Русью должны остаться неприкосновенными. По мнению автора книги, Сталин и не хотел заходить так далеко, опасаясь международных осложнений и не желая портить отношений с союзниками накануне Ялтинской конференции. Это подтверждается и указаниями командованию 4-го Украинского фронта не проводить набора добровольцев в Красную Армию на освобожденной территории Словакии, а также координировать действия по налаживанию там мирной жизни со Словацким национальным советом.
Опасения международных осложнений не были беспочвенны, ибо события, разворачивавшиеся в Закарпатской Украине в начале 1945 г., стали приобретать международный резонанс. Политика в отношении Закарпатья явилась пробным камнем деклараций СССР о невмешательстве во внутренние дела освобождаемых стран и тем самым приковала к себе внимание западной прессы, расценившей происходящее как проявление далеко идущих экспансионистских устремлений Москвы и ее неискренности по отношению к своему верному союзнику. В заявлениях официальных представителей западных держав подчеркивалась необходимость соблюдения советско-чехословацкого договора, сохранения домюнхенских границ и перенесения переговоров о территориальных изменениях на послевоенное время. Черчилль, пригласивший Бенеша к себе на обед 24 февраля 1945 г., заверил его в том, что «русские останутся в границах своих сил и возможностей, а если бы их перешли, то наткнутся на англичан и американцев». В свою очередь, Бенеш, понимая, что Москва ведет двойственную политику, не склонен был драматизировать событий. Ожидая от Запада твердости в защите интересов Чехословакии, он четко осознавал пределы возможного в своей внешней политике, обусловленные реальным весом СССР в регионе, к которому относилась Чехословакия.
В приводимых в книге документх Бенеш предстает отнюдь не как идеалист, веривший в твердость обещаний Сталина, а как жесткий прагматик, исходивший в отношениях с Москвой из собственных интересов. У читателя, знающего исторический контекст, возникает, кстати, вопрос, который не привлек должного внимания В.В. Марьиной: только ли в обмен на гарантии целостности Чехии и Словакии хотел Бенеш уступить Подкарпатскую Русь СССР? А не имел ли он в виду выторговать поддержку СССР в деле выселения трех миллионов немцев и полумиллиона венгров из cтраны?
Представленный в работе материал наводит на размышления относительно объективного несовпадения интересов и устремлений чехословацкой демократической (некоммунистической) политической элиты во главе с Бенешем и лидеров ведущих западных держав. Последние, как уже отмечалось, старались по возможности не допустить долгосрочного присутствия СССР по западную сторону Карпат, видя в этом прямую угрозу советизации Средней Европы. Они предпочли бы отдать Закарпатье Чехословакии, лишь бы оно не стало советским. Для Бенеша же Красная Армия в Закарпатье выступала гарантом непосягательства на чехословацкие земли со стороны среднеевропейских соседей – Венгрии, Польши, в перспективе также и Германии. В ее присутствии там были до известной степени заинтересованы, и это не скрывалось: «По мотивам стратегическим и политическим желательно, чтобы территория Советского Союза вышла за пределы Карпат, т.е., чтобы советская армия стояла уже на нашей стороне» (С. 143–144).
Если вспомнить приписываемый Бенешу афоризм: «Кто является хозяином Чехии, тот хозяин Европы»,– можно говорить о том, что в интересах долгосрочного обеспечения территориальной целостности своего государства он не только готов был пожертвовать Подкарпатской Русью, но и сделать СССР «хозяином Европы». Приняв во внимание это несовпадение их интересов с Западом, легче понять причины той сильной склонности дрейфовать влево, которую демонстрировали в середине 1940-х годов ведущие чехословацкие политики, от Фирлингера до самого Бенеша. А в конечном итоге становится понятнее, почему в феврале 1948 г. коммунистам удалось довольно легко овладеть властью при весьма ограниченной прямой поддержке извне.
Очень интересен проделанный в книге анализ непростого положения, в которое поставила чехословацких коммунистов политика отторжения Подкарпатской Руси вопреки всем предшествующим договоренностям. Руководство КПЧ поначалу поддерживало идею создания государства трех равноправных славянских народов, со стороны коммунистов неоднократно звучали высказывания, согласно которым преждевременная постановка вопроса о присоединении края к СССР может ослабить усилия чехословацкого народа в деле освобождения страны от фашистов. В условиях, когда борьба за власть еще не была выиграна, коммунистам надо было неустанно доказывать чехословацкому общественному мнению, что они являются отнюдь не агентурой чужой державы, а силой, ставящей во главу угла национальные интересы. Поздней осенью 1944 г., соглашаясь с официальной позицией Москвы, что в Закарпатье имеет место стихийное демократическое движение, они могли, однако, поддерживать это движение в той мере, чтобы не понести ущерба во внутриполитической борьбе. Во избежание конфликта с советскими эмиссарами чехословацким коммунистам пришлось по совету Г. Димитрова быстро свернуть какую бы то ни было деятельность в Закарпатской Украине и проявлять предельную осторожность в своей политико-пропагандистской работе внутри Чехословакии, когда дело касалось постановки вопроса о Закарпатье. Весной 1945 г. коммунисты убеждали Бенеша согласиться на скорейшую передачу Подкарпатской Руси СССР, мотивируя тем, что это якобы успокоит украинцев Восточной Словакии. Тем самым, по мнению К. Готвальда, укрепились бы позиции Чехословакии на переговорах с Польшей по спорным территориям, поскольку Москва была бы более склонна поддержать чехословацкие требования. Представители Словацкого национального совета также считали, что проблема Закарпатской Украины есть историческая проблема объединения украинцев, откладывание ее решения может нанести ущерб дружественным отношениям с СССР, что не будет способствовать обеспечению домюнхенских границ.
Таким образом, В работе В.В. Марьиной показаны имевшиеся внутри чехословацкой политической элиты расхождения относительно того, как лучше осуществить передачу Подкарпатской Руси СССР, прослежен ход дискуссии. Осмысляющая на высоком уровне аналитического мастерства большой архивный материал, монография В.В. Марьиной, несомненно, представляет значительный интерес для специалистов.
