Ежегодник "Белоруссия и Украина:

история и культура"

Ежегодник 2005/2006  

Т.Г. Таирова-Яковлева 

ИВАН МАЗЕПА В ПОИСКАХ ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕШЕНИЯ ЛЕТОМ–ОСЕНЬЮ 1708 ГОДА // Белоруссия и Украина: История и культура. Ежегодник 2005/2006 / Гл. ред. Б.Н. Флоря. – М.: Индрик, 2008. С. 79–87.

 Ситуация, в которой оказалась Гетманщина к осени 1708 г., была крайне драматична. Внешнеполитическое положение Петра становилось все более сложным. Неудачные компании Северной войны, потеря основного союзника – после того, как Август II отрекся от польской короны и подписал соглашение с Карлом XII, бунт донских казаков, возглавленных К. Булавиным.

В ожидании наступления шведов еще весной 1707 г. на военном совете в Жолкве в качестве главной доктрины предстоящей военной компании был принят так называемый план «выжженной земли». От Пскова до Северской Украины на глубину 200 верст должна была возникнуть «мертвая зона», откуда эвакуировалось население, хлеб прятался в ямы, а все оставшееся надо было «жечь без остатку»[1]. Доктрина предписывала укреплять всеми мерами Печерскую крепость, а во время наступления шведов, отступить за Днепр, оставив только гарнизон для обороны Печер. При этом «старый Киев» предполагалось «оставить пуст»[2], бросив Софию, Братский монастырь, Киево-Могилянскую Академию и прочие, священные для многих украинцев места. Предложение И. Мазепы дать в его распоряжение хотя бы 10 000 русских войск для обороны Украины (так как основные силы украинского гетмана были разбросаны по фронтам Северной войны) было отклонено. Петр прямо сказал: «Не только десяти тысяч, но и десяти человек не могу дать. Как можете, сами обороняйтесь»[3].

Отказ защищать украинские земли вызывал большое недовольство Мазепы, равно как и ряда старшин. По сути, это было прямое нарушение Каламакских статей[4], которые прямо обязывали Россию защищать Украину в случае военной опасности. Внешнеполитическая угроза совпала с началом переподчинения Гетманщины из Посольского приказа в Разряд[5], реформированием казацких полков, а соответственно и всей административной системы Украины. Хотя эти изменения официально и объяснялись военной ситуацией, но, по сути, речь уже шла о ликвидации автономии[6].

Рост недовольства верхушки Гетманщины политикой царя проходил на фоне волнений, прокатившихся по Украине как следствие военных тягот и слухов о скорой ликвидации «казацких вольностей». Запорожцы активно поддерживали Булавина.

Именно в таких условиях, весной 1707 г. Мазепа впервые установил контакты со сторонниками лагеря Станислава Лещинского. Однако бытующее в историографии, прежде всего в российской, мнение, что у гетмана имелся изначальный план заключения союза с шведским королем (т.е. «измены»). Посвящая своего генерального писаря Ф. Орлика в тайну переговоров с поляками, Мазепа сказал: «Без крайней и последней нужды не переменю я верности моей к царскому величеству»[7]. И это не было лицемерием, равно как и выражением «преданности царю». Слова Мазепы отражали сущность его политики в тот период – лихорадочный поиск наиболее удачной комбинации, которая бы позволила спасти экономически цветущую Украину от шведов, а заодно и предотвратить уничтожение автономии – необходимый фактор для сохранения национальной идентичности.

В июне 1708 года Карл XII начинает «русский поход». В Европе никто не сомневался, что он завершится таким же успехом, как действия Карла в Дании, Саксонии и Польше. Мазепа, обладавший обширной резедентурой в Европе, не мог не знать эти настроения. В первой же битве при Головчине, 2 июля 1708 г. русская армия потерпела поражение и с невероятным трудом провела отступление. Вера во всемогущество шведов еще больше укрепилась. Тем не менее, вместо того, чтобы установить контакты со шведами, Мазепа предпринимает отчаянную попытку договориться с третьей силой.

В конце июля представителю польского великого коронного гетмана А. Сенявского, находившемуся при Мазепе, была сообщена тайная информация. Украинский гетман поручил  ему проинформировать Сенявского, что король Август не вернется в Польшу, т. к. не любит А.Д. Меньшикова и не доверяет русским. В связи с этим Мазепа предлагал Сенявскому самому взять польскую корону[8]. Иван Степанович считал логичным, что великий коронный польский гетман может стать королем, и приводил аналогию с Яном Собеским, который тоже в критический для Речи Посполитой момент, получил корону[9].

Это предложение, сделанное Сенявскому Мазепой, было очень ловким прощупыванием почвы. При этом Иван Степанович намекал, что царь Петр тоже хорошо относится к поляку и может поддержать его в планах получения польской короны. На самом деле (и, скорее всего, Мазепа это знал), Сенявскому от лица Петра действительно делались предложения короны. И таким образом, на конец июля 1708 г. даже в тайных переговорах с поляками украинский гетман по-прежнему сохранял внешнюю верность царю. Кроме того, он явно не хотел договариваться со С. Лещинским, ставленником шведов, и искал ему альтернативу. Фигура Лещинского всегда вызывала у Мазепы отрицательную реакцию. Вероятно, не слишком доверял он и шведам-протестантам, о которых имелись весьма негативные воспоминания в Речи Посполитой со времен недавних польско-шведских войн. Известно и мнение украинского гетмана о короле Карле, про которого он сказал французскому послу Жану Балюзу, что тот «слишком молод»[10].

Ситуация на театре военных действий, которая складывается к концу августа, загоняет Мазепу в тупик, а достойного выхода он по-прежнему не видел. Тон посланий Мазепы польному гетману резко меняется. Теперь он уже требовал от Сенявского и его представителя клятвы о сохранении в тайне полученной ими от него информации. На словах он передавал, что русским верить нельзя, так как они заняты только сохранением собственной страны и забыли об интересах Августа и поляков. В частности, Мазепа приводил сведения, что Меньшиков велел огласить в походной церкви, что вскоре будет заключен мир – о чем никто из союзников в известность поставлен не был. Наконец, украинский гетман заявлял, что готов привести всю Украину и донских казаков (!) к Речи Посполитой даже без указа царя[11]. Он по-прежнему предпочитал Лещинскому Сенявского и злился на нерешительность последнего.

Приближение шведских войск и требование Петра, чтобы Мазепа отступил в Стародубский полк, не оставили украинскому гетману выбора. Он переправился через Сейм, приехал в Короп, а утром 24 перешел Десну и ночью прибыл в расположение шведского короля.

Однако даже после этого, все не было столь однозначно. Первая же встреча с Карлом привела к конфликту и показала, как трудно будет Мазепе находить общий язык с человеком, абсолютно не ориентировавшимся в ситуации в восточной Европе[12]. Шведы не доверяли казакам[13]. К тому же, Петру удалось перехватить военную инициативу. 2 ноября А.Д. Меньшиков взял гетманскую столицу Батурин, в кровавой резне погибло 15 тысяч жителей города. 12 ноября была объявлена церковная анафема Мазепе. Сторонников гетмана охватила паника. В этих условиях Иван Степанович начинает переговоры с запорожцами, Лещинским и с… Петром.

Эпизод переговоров Мазепы с Петром поздней осенью 1708 г. обращал на себя внимание многих историков. С.М. Соловьев писал, что «сношения эти не имели последствий» и объяснял это тем, что Петр перехватил письмо Мазепы к Лещинскому от 5 декабря, которое якобы раскрыло двуличие гетмана[14]. Н.И. Костомаров тоже центральным считал перехват письма Лещинскому, но вообще полагал, что перемирие с Петром со стороны Мазепы «никак не могло быть искренним»[15]. Украинские историки в большинстве своем относятся к этому эпизоду крайне негативно. А.П. Оглоблин, автор крупнейшей биографии Мазепы, про него вообще ничего не писал. Современный автор работ о Мазепе черниговский журналист, С. Павленко, считает, что письмо Головкина (из которого собственно и известно о переговорах Мазепы с Петром) Мазепе – фальшивка, сделанная русскими для дискредитации Мазепы в глазах шведов[16]. Доказательством такого своего мнения он полагает то, что полковник Д. Апостол приехал в «свои Сорочинцы», а не к И. Скоропадскому, и ничего не говорил о предложении Мазепы в официальном доносе.

Эпизод слишком любопытный и вполне заслуживает более детального изучения. Восстановим картину событий. Сорочинцы действительно были городом Миргородского полка, которым командовал Д. Апостол. 20 ноября 1708 г. туда прибыл русский отряд Г. Волконского, который не встретил никакого сопротивления, наоборот, как он писал А.Д. Меньшикову, «жители приняли нас благодарно»[17]. Волконский также сообщал в примечании следующее известие: «полковник миргородцкой к нам из Гадича в Сорочинец прибыл по прибытии моему на другой день и сказывал, что он был при Мазепе поневоле, а ныне как де поехал Мазепа до Ромен и он ехал за ним и от него отъехал»[18]. Очень важно для оценки дальнейших событий и следующая информация Волконского: «он же полковник сказывал, что Мазепа послал к Лещинскому слугу своего Нахимовского, чтоб он шел с войски к ним же…»[19].

Таким образом, мы видим, что Д. Апостол намеренно приехал в Сорочинцы, когда те уже были заняты русскими войсками. Видимо, у него имелись собственные соображения, почему лучше сдаться именно Волконскому, а не Скоропадскому, и тем более – Меньшикову. Надо отметить, что мнение об Апостоле, как нелояльном Москве полковнике, имелось в окружении Петра еще во время «дела Кочубея». Тогда только очень серьезное заступничество Мазепы (тот просто категорически отказался его арестовать) спасло Апостола от участи Кочубея и Искры.

28 ноября Г. Волконский сообщил Меньшикову, что отправил Апостола в ставку царя[20]. При этом Волконский отмечал, что Апостол «имеет опасения»[21], т. е. тот понимал, что русские не доверяли ему.

Опубликованные Д.Н. Бантыш-Каменским письма, которые С. Павленко считает «фальшивкой», хранятся в РГАДА, в Малороссийских делах, под заголовком: «Отпуск писем к Мазепе, писанные после его измены от графа Головкина и миргородского полковника Апостола, склоняющих его Мазепу к принятию российского подданства»[22]. Письмо, написанное Головкиным, имеет дату 22 декабря, из Лебедина. В нем говорится, что «доношение» Мазепы «чрез господина полковника миргородского, его царскому величеству донесено, которой, видя ваше доброе намерение и обращение, принял то милостиво и повелел мне к Вам писать с крепчайшим обнадеживанием». От имени царя Головкин обещал Мазепу «в прежний уряд и свою милость принять» и даже ее «умножить». Головкин также выражал согласие принять «гарантеров, желанных от вас».

Что же должен был сделать (точнее, что предлагал сделать) Мазепа? В опубликованном тексте говорится: «надлежит вашей милости постараться, дабы о известной главнейшей особе, по предложению своему, безопаснейшим образом постараться»[23]. В подлиннике есть добавление (выпущенное при публикации): «взять и к его величеству прислать»[24]. И далее: «А удобно то учиниться может, понеже наши войска поблизости оттуда, в местечке Веприке, обретаются в готовности, куда и убежище безопасное может от них восприято быть с теми особами»[25]. В подлиннике имеется  также разъяснение, затем вычеркнутое: «А удобнейшему к тому способу быть признаваем, что наговорить ту особу к переходу в Гадяч, будто для осмотрення… [нрзб.] налехке, и в пути потрудитца и исполнить[26].

Таким образом, становится понятен замысел захвата Карла XII, разработанный русскими совместно с Мазепой. В Веприке в тот момент действительно находились большие силы под руководством генерала К. Ренна[27]. Возможно, предложение привести план в исполнение во время перехода в Гадяч было потом вычеркнуто, так как к 22 декабря Карл и так уже был в Гадяче, в отличие от конца ноября, когда этот план предлагал Мазепа. Ведь, как мы видели, с момента прибытия Апостола к Волконскому до того, как были посланы письма к Мазепе, прошло более месяца.

Письмо Апостола в Малороссийских делах, как и письмо Головкина, тоже сохранилось в копии – что совершенно естественно, так как подлинники были отправлены Мазепе. Апостол в письме объяснял такую задержку с ответом: «мне сначала и веры не няли, и за караулом держали, и описывались к Двору Царского Величества, но оттуда получа Указ, отпустили мене за караулом к его царскому величеству». Петр выслушал Апостола лично, «зело секретно; и хотя то изволил принять зело желательно и весело, однакож о том сумневался, правду ли я то от вашего сиятельства поведал, понеже мне от вас на письме ничего не выражено. И по многому моему предложению и утвержению верою и присягою, повелел его величество со мною трактовать секретнейшим своим министрам»[28]. Однако написать Мазепе Апостолу позволили только после приезда Шишкевича (цирюльника племянника Мазепы Войнаровского) с письмами и охочего полковника Галагана, подтвердившими намерения Мазепы.

Павленко утверждает, что письма подложные, так как в допросе Апостола (тоже опубликованном Бантыш-Каменским и хранящимся в Малороссийских делах) об этих планах ничего не говорится. Однако этот документ, на который он ссылается, не является собственно «допросом». В нем ясно сказано: «По указу пресветлейшего монарха нашего, его царского величества, я ниже именованный, в бытности моей з зменником Мазепою в войску Шведском, щом видел и що колвек мне досталося чути, тое сеею картою доношу»[29]. И далее идет сообщение о «привилее» Лещинского и силах шведов. Документ этот написан рукой Апостола, но представляет собой какие-то разрозненные листы. Например, его подпись стоит не в конце текста, как опубликовано у Бантыш-Каменского, а после слов «Кроль Станеслав в Слободскии полки мел простоват из своим войском». Последние два абзаца написаны на отдельном листе, той же рукой, но без всякой связи и подписи. Возможно, таких листов вообще было больше. Кроме того, в своем письме Апостол говорит, что переговоры о плане Мазепы проходили «зело секретно» и вряд ли он стал давать о них письменные показания.

Косвенным свидетельством того, что послания Головкина и Апостола были подлинными, а не «фальсификациями», служит такая деталь, как титул Мазепы, который они используют. Головкин пишет «ясновельможный господин», «ваша милость», а Апостол «ваша ясновельможность», «ваша милость» и «ваше сиятельство» (Мазепа имел титул князя) – но нигде «гетман», т. к. Мазепа был лишен этого звания и на его место назначен И. Скоропадский. Если бы письма были предназначены шведам, такая деталь, вызывающая подозрение в искренности намерений русских, разумеется, была бы исключена.

Но еще более интересным является документ, не опубликованный Бантыш-Каменским: подлинник письма Д. Апостола Г.  Головкину от 1 января 1709 г. из Белоцерковки «о посылке к Мазепе известных писем с Андреем Борисенком, и о возвратном его оттуда приезде и отправлении к князю Меншикову для донесения своей комиссии»[30]. Апостол пишет следующее: «Подлуг информации и науки от его царского величества мне данной, з листом которий велможность ваша по монаршом его царского величества указу до Мазепи писалем, и з моим до него ж так же по монаршому указу писанным, ку неприятелской стороне посилалем сего человека Андрея Борисенка, которий свое дело за которим был посилан, зорудовавши, як скоро оттоль повернулся, так зараз оного для совершенного в том деле роспросу до светлейшего князя его милости и до велможности вашей отсилаю»[31].

Никаких данных в Малороссийском приказе о показаниях Борисенко нет. Нет никаких следов Борисенко и в походной канцелярии Меньшикова.

Трудно сказать, насколько сам Мазепа верил в возможность примирения – это после Батурина, анафемы и прочего, зная вспыльчивый и мстительный характер Петра, не прощавшего даже самых близких людей. Негативным фактором была, безусловно, и проволочка, связанная с принятием решения о контактах с Мазепой. Положение самого Ивана Степановича за прошедшие полтора месяца серьезно изменилось. То ли его переписка была перехвачена шведами, то ли нашелся предатель, но у Карла возникли большие опасения по поводу лояльности его союзника. Во второй половине декабря над Мазепой устанавливается строгий контроль на грани домашнего ареста. 18 декабря капитан Истогов, вернувшийся из шведского плена, в своих показаниях упоминал: «что Мазепа тепер в Гадяче, я слышал от волохов при которых служил, что он Мазепа за караулом и никуда ему без ведома неволно»[32]. 14 декабря пленный поляк сообщал, что «у Мазепы за всегда крепкой караул, болше стерегут, чтоб он сам чего над собою не учинил, и для того завсе с ним живут и ходят королевские драгуны»[33].

С другой стороны, военная ситуация складывалась таким образом, что тайные сношения с Мазепой были петровскому окружению уже не нужны. Карл теперь и не думал о походе на Москву, а его генералы все чаще обсуждали необходимость «уходить за Днепр». К тому же, начался активный процесс дележа имущества опального гетмана. Меньшиков и Голицын спорили из-за сокровищ, захваченные в Белой Церкви[34]. Александр Данилович потребовал за взятие Батурина все имения Мазепы.

Наконец, в январе Петр принимает окончательное решение. Он распространил универсал, в котором заявлял о намерении Мазепы отдать Украину под «ярмо польское». При этом ссылались на перехваченное письмо Мазепы к Лещинскому, «открывшее его истинные намерения». На самом деле это был блеф: письмо к Лещинскому перехватили еще в начале декабря, в ноябре о переговорах Мазепы с польским королем рассказывал и Апостол, но тогда все это не мешало вести переговоры с гетманом. Теперь это было просто использовано как предлог, чтобы окончательно разорвать с Мазепой. В середине января к Ивану Степановичу был подослан убийца. Его поймали и повесили[35]. В свою очередь, Мазепа издал универсал сотникам, атаманам и войтам немедленно прибыть в Гадяч[36]. Возврата больше не было. Обе стороны начинают борьбу за Запорожье, но это уже другая история.

Подводя итог, можно сделать вывод, что в течение лета-осени 1708 г. Мазепа активно пытался найти наиболее удобную политическую комбинацию, которая бы позволяла сохранить автономию Гетманщины и одновременно предотвращала бы ее разорение в ходе военных операций Северной войны. Сделать это в создавшихся условиях было крайне сложно и даже, наверное, невозможно. Но документы ясно свидетельствуют, что ни о каком поиске «короны» для себя лично, равно как и об изначальном (чуть ли не начиная с 1703 г.) «шведском плане» речи не шло.

Ежегодник 2005/2006